Канун - Страница 48

Но онъ забывалъ, что, за время его раздражительнаго ворчанія на дѣятельность Балтова, вокругъ Льва Александровича образовалась уже сильная и многочисленная партія, и что пропаганда его имени шла уже помимо его самого.

Пока въ министерствѣ составляли бумагу, въ департаментѣ было получено предложеніе изъ высшаго учрежденія немедленно представить проектъ помимо министерства.

Можетъ быть, здѣсь было допущено отступленіе отъ законовъ, но произошло это въ силу необходимости. Для всѣхъ было ясно, а для кого не было, тому разъяснили, что въ министерствѣ умышленно чинятъ препятствія и потому было совершенно необходимо прибѣгнуть къ этому экстренному способу.

И проектъ былъ отосланъ изъ департамента съ такой быстротой, какая обыкновенно несвойственна казеннымъ бумагамъ. Такимъ образомъ, когда министерство прислало свое строгое требованіе, департаментъ имѣлъ полное право просто отвѣтить ему, что, согласно требованію такого-то высшаго учрежденія, проектъ уже отосланъ туда.

Это былъ для Ножанскаго настоящій ударъ. Онъ понялъ, что попалъ въ ловушку, но не имѣлъ права никого обвинятъ. Онъ самъ разставилъ себѣ эту ловушку.

Тѣмъ не менѣе, онъ не отказался еще отъ активныхъ дѣйствій и принялъ нѣкоторыя мѣры: онъ поѣхалъ къ нѣкоторымъ лицамъ, которыхъ считалъ друзьями, но здѣсь онъ нашелъ холодъ.

Это были люди, которые, не имѣя опоры въ собственныхъ способностяхъ и заслугахъ, дѣлались сторонниками и друзьями всякаго успѣха.

Въ свое время успѣхъ Ножанскаго привлекъ ихъ на его сторону, но теперь успѣхъ уже перевалилъ на сторону новаго свѣтила — Балтова, и они были всѣ къ его услугамъ.

И Ножанскому оставалось сложить оружіе: даже теперь еще было не совсѣмъ поздно, Но онъ уже не сладилъ съ собой и у него не хватило на это силы.

У него былъ еще одинъ шансъ — правда, совершенно отчаянный и почти безнадежный — но ему казалось, что не было уже такой вещи, которая могла бы ухудшить его положеніе, поэтому онъ шелъ уже на проломъ.

Въ учрежденіи, куда поступилъ проектъ помимо министерства, экстренно было назначено обсужденіе его и защищать его выступилъ самъ Балтовъ.

Это былъ исключительный случай, когда проектъ вѣдомства защищалъ не министръ, а его подчиненный, при томъ въ смыслѣ, несогласномъ съ мнѣніемъ министра.

И вотъ тутъ-то Ножанскій самъ, своими руками, набросилъ севѣ на шею петлю.

Послѣ того, какъ Левъ Александровичъ, съ доводами и цифрами въ рукихъ, какъ человѣкъ въ высшей степени подготовленный и убѣжденный, рѣшительно всѣхъ сдѣлалъ сторонниками своего проекта, поднялся Ножанскій и въ рѣзкихъ выраженія, несдержанно, крикливо началъ громитъ его.

При той обстановкѣ, въ какой все это происходило, это не могло бытъ ничѣмъ инымъ, какъ шумнымъ потокомъ фразъ на фонѣ ложнаго пафоса и среди враждебно настроенныхъ слушателей фразы эти производили впечатлѣніе какой-то глупой мальчишеской попытки, въ которой не было ни такта, ни смысла.

И когда Ножанскій кончилъ свою рѣчь, то, по тому угрюмому молчанію, какимъ она сопровождалась, по тому полному одиночеству, которое онъ сейчасъ же почувствовалъ, въ то время, какъ Балтовъ быль окруженъ, онъ понялъ, что его дѣло окончательно проиграно.

Единственнымъ возможнымъ результатомъ этого была отставка. И, такъ какъ Ѳедоръ Власьевичъ, хотя и слишкомъ поздно, но все-таки прозрѣлъ, то у него на этотъ разъ хватило ума и такта самому подать въ отставку. Если бы онъ этого не сдѣлалъ, то все равно получилъ бы ее.

И вотъ, черезъ нѣсколько дней послѣ его ужасной рѣчи, общество узнало о томъ, что Ножанскій вышелъ въ отставку по разстроенному здоровью.

Отставка его была обставлена вполнѣ почетно. Съ наградой, съ повышеніемъ, словомъ со всѣмъ тѣмъ, что обыкновенно служитъ плохимъ утѣшеніемъ для развѣнчанныхъ государственныхъ свѣтилъ.

И чрезвычайно быстро осуществились результаты этого событія. Ничего другого и не могло бытъ. Послѣ того, какъ Левъ Александровичъ за министра вышелъ защищать проектъ въ высшемъ учрежденіи и сдѣлалъ это блестяще, оставалось только перетасовать роли, что и было сдѣлано.

Левъ Александровичъ Балтовъ, съ соотвѣтствующимъ повышеніемъ, былъ назначенъ министромъ, а Корещенскій, — это ужъ само собою разумѣется, — сдѣлался директоромъ департамента.

Это было время, когда общество вѣрило еще въ героевъ. Придетъ какой то человѣкъ съ сильнымъ умомъ, твердой волей, съ необыкновенно широкими идеями, и однимъ движеніемъ сильной руки повернетъ на новый путь ходъ государственной машины.

Было уже нѣсколько такихъ счастливцевъ, на которыхъ возлагались надежды и скоро наступало разочарованіе. Но жажда и необходимость новаго быстро залѣчивала эту рану и общество не переставало надѣяться. И самымъ яркимъ изъ нихъ, такъ сказочно-быстро выползшихъ на поверхность, былъ новый министръ.

Его возвышеніе сопровождалось эффектной борьбой съ Ножанскимъ и окончилось блестящей побѣдой. Его первоначальная карьера и вся прошлая дѣятельность привлекли къ себѣ симпатіи и ему рукоплескали всѣ, какъ въ верхнихъ слояхъ, такъ и въ обществѣ.

Удивительнѣе всего то, что Балтовъ въ сущности ничего не обѣщалъ. Вся его административная дѣятельность была чисто дѣловая. Онъ ни разу не вышелъ изъ круга финансовыхъ интересовъ.

Но обществу нужно было на кого нибудь надѣяться, и естественно, оно избирало личность, которая была окружена такимъ ореоломъ и цѣлой головой стояла выше своей среды.

Тотчасъ послѣ назначенія, Левъ Александровичъ облачился въ новый мундиръ и поѣхалъ съ визитомъ къ Ножанскому. Онъ не имѣлъ въ виду никакихъ іезуитскихъ цѣлей, ему даже былъ тяжелъ этотъ визитъ, но онъ считалъ его своимъ оффиціальнымъ долгомъ.