Канун - Страница 29

Письмо онъ послалъ тотчасъ. На другой день Левъ Александровичъ собрался въ министерство. Но онъ не торопился. Онъ зналъ, что Ножанскій приходитъ туда только послѣ двухъ часовъ, и онъ явился туда въ половинѣ третьяго.

Въ обширной пріемной съ высокимъ потолкомъ, съ множествомъ оконъ, дававшихъ обильный свѣтъ, было уже больше десяти человѣкъ, дожидавшихся пріема. Пріемъ уже происходилъ. Ножанскій принималъ по одному.

Вновъ прибывающіе подходили къ столику, за которымъ сидѣлъ молодой чиновникъ въ вицъ-мундирѣ и записывалъ фамиліи. Однѣ фамиліи онъ выслушивалъ съ строго дѣловитымъ лицомъ, другія почтительно, третьи заставляли его даже слегка приподыматься.

Другой чиновникъ, пожилой и, должно быть, важный, съ орденомъ на шеѣ, отъ времени до времени появлялся изъ высокой монументальной двери и, глядя въ списокъ, называлъ очередное имя.

Левъ Александровичъ сдѣлалъ тоже, что и другіе, но, когда онъ произнесъ свое имя, молодой чиновникъ посмотрѣлъ на него тѣмъ особеннымъ взглядомъ, которымъ смотрятъ на людей отличенныхъ и заранѣе удостоенныхъ чести. Онъ не только привсталъ, а совсѣмъ поднялся и почтительнымъ полголосомъ сказалъ.

— Ваше превосходительство будете приняты не въ очередь.

Затѣмъ онъ захватилъ бумагу, на которой были написаны имена кандидатовъ и быстро прошмыгнулъ въ высокую дверь, а черезъ полминуты также быстро вернулся оттуда.

Когда минуты черезъ три опять появился почтенный чиновникъ съ орденомъ на шеѣ, то громко произнесъ:

— Левъ Александровичъ Балтовъ.

И, обратившись прямо къ Льву Александровичу, прибавилъ:- Пожалуйте, ваше превосходительство!

Такимъ образомъ, Левъ Александровичъ былъ демонстрированъ передъ остальными посѣтителями. Его проводили черезъ довольно длинный корридоръ и ввели въ колоссальный кабинетъ, въ которомъ даже довольно замѣтная фигура Ножанскаго какъ бы утопала.

Ножанскій сидѣлъ за большимъ письменнымъ столомъ, наклонивши голову надъ бумагой, которую внимательно читалъ. При его появленіи, онъ поднялъ голову и, прищуривъ глаза, пристально вглядѣлся въ него.

— А, — сказалъ онъ, — я очень радъ видѣть васъ, ваше превосходительство.

И поднялся. Онъ удивительно мало походилъ на того Ножанскаго, который такъ ласково принималъ его въ первый день пріѣзда у себя дома, а еще меньше на того, который дѣлалъ ему такія печальныя откровенія въ отдѣльномъ кабинетѣ ресторана.

На немъ былъ расшитый золотомъ мундиръ, тщательно застегнутый на всѣ пуговицы, на груди красовалась звѣзда, а черезъ плечо была перетянута красивая голубая лента. Кудрявые волосы его были прилизаны и какъ бы прижаты къ его черепу и даже какъ будто были короче. И самъ онъ казался меньше и какъ то незначительнѣе.

Свойственная ему свобода движеній, порывистость, размашистость, которыя часто даже казались преувеличенными, здѣсь какъ будто были скованы. Онъ выпрямился и прямо держалъ голову и рука его, протянутая Льву Александровичу, пожала его руку вяло и безжизненно.

Голосъ его звучалъ странно. Не было въ немъ тѣхъ богатыхъ интонацій, неожиданныхъ повышеній и скачковъ внизъ, которыя были ему свойственны, какъ оратору. Не было тѣхъ мѣткихъ, иногда даже грубыхъ словъ, которыми онъ любилъ уснащать свою рѣчь. Слова были все избранныя, какого-то средняго и общаго значенія, и произносилъ онъ ихъ тономъ равнодушнымъ, какъ-то въ одну линію и, какъ казалось, всѣ они были разставлены на одинаковомъ разстояніи другъ отъ друга.

— Прошу васъ, садитесь, ваше превосходительство, — сказалъ ему Ножанскій, указывая на стулъ и самъ садясь на такой же. — Я очень радъ, что вы пришли именно въ этотъ часъ, потому что я едва-ли успѣю принять еще кого-нибудь изъ ожидающихъ пріема. Въ три часа я долженъ ѣхать въ засѣданіе, благодаря чему вы и видите меня въ столь торжественномъ видѣ. Не думайте, пожалуйста, что мы работаемъ здѣсь въ парадныхъ мундирахъ. Ну-съ, ваше превосходительство, я составилъ списокъ, который вамъ надо только положить въ карманъ, но при этомъ въ карманъ уже не фрака, а мундира, а затѣмъ сѣсть въ карету и слѣдовать ему.

— Мундира? — спросилъ Левъ Александровичъ:- да я еще не озаботился заказомъ его.

— Съ этого надлежало начать. По настоящему, пріѣхавъ въ Петербургъ, по дорогѣ съ вокзала въ гостиницу, вамъ слѣдовало заѣхать къ портному. У чиновника это должна быть первая мысль, — съ слабой усмѣшкой прибавилъ Ножанскій.

— Но я пріѣхалъ въ Петербургъ еще не чиновникомъ, — возразилъ Левъ Александровичъ.

— Да, да, конечно, это шутка. Но завтра вы имъ будете. Сегодня мы дѣлаемъ распоряженіе о вашемъ вступленіи въ должность. Вы пошлите къ портному, вотъ его адресъ — онъ приспособленъ къ экстреннымъ и весьма экстреннымъ случаямъ, и одѣнетъ васъ въ двадцать четыре часа. И такъ черезъ два дня вступаете въ должность, а теперь… Ну, вотъ видите, прибавилъ онъ, когда часы на каминѣ тоненькимъ звономъ пробили три, — вотъ видите, я долженъ извиняться не только передъ вами, но и передъ тѣми, которые ждутъ, и ѣхать въ засѣданіе.

Онъ протянулъ руку къ столу нажалъ пуговку звонка. Почти въ тотъ же мигъ явился почтенный чиновникъ съ орденомъ на шеѣ.

— Прошу васъ, — сказалъ Ножанскій; — извинитесь передъ ожидающими пріема. Я больше никого не могу принять, такъ какъ ѣду въ засѣданіе.

Чиновникъ поклонился и исчезъ, а Левъ Александровичъ тоже поднялся и началъ раскланиваться. Ножанскій протянулъ ему руку и сказалъ, почему-то замѣтно понизивъ голосъ, какъ будто боялся, чтобъ его не услышали.

— Конечно, обѣдаете у меня, Левъ Александровичъ?