Канун - Страница 83

Но всякій умирающій имѣетъ право высказать свое желаніе. Его могутъ исполнить, могутъ и презрѣть, ему уже будетъ это все равно, онъ ничего не почувствуетъ.

И вотъ мое завѣтное желаніе: не соединяйте вашей чистой, кристальной, прекрасной и горячей души съ душой господина Балтова, съ душой, которая подобна холодной грязной лужѣ, гдѣ медленно шевелятся змѣи.

Два дня и одну ночь я буду сидѣть въ стѣнахъ моей комнаты — одинъ. Никто ко мнѣ не придетъ — одни изъ презрѣнія, другіе изъ трусости. Два дня и одну ночь я буду томиться жизнью, которую уже глубоко ненавижу. Буду дѣлать это ради васъ, чтобы вы первая узнали о моей смерти. Прощайте, другъ. Максимъ Зигзаговъ».

Много разъ онъ перечитывалъ это письмо, зачеркивалъ въ немъ слова и фразы и замѣнялъ ихъ другими. Онъ работалъ надъ нимъ, какъ надъ любимымъ литературнымъ произведеніемъ.

Наконецъ, онъ переписалъ его въ послѣдній разъ, запечаталъ въ конвертъ, собственноручно наклеилъ марки и велѣлъ отнести на почту.

Послѣ этого уже никто не видѣлъ его въ городѣ. Всѣ думали, что онъ исчезъ, и въ этомъ находили лучшее доказательство того что слухи о его роли въ процессѣ справедливы.

Но прошли два дня и одна ночь и городъ былъ пораженъ неожиданнымъ извѣстіемъ.

XXVI

Между тѣмъ въ Петербургѣ разыгрывались событія, среди которыхъ были и такія, какихъ никто не могъ бы предположить

Балтовъ дѣйствительно сдѣлался всемогущимъ, и съ перваго же дня его назначенія на новый постъ общество увидѣло, что въ его лицѣ Россія пріобрѣла злѣйшаго врага и мучителя.

По всей странѣ раздался громъ новаго Юпитера, тысячи новыхъ арестовъ были его новогоднимъ подаркомъ. Забрало, поднятое надъ его лицомъ Зигзаговымъ, теперь валялось у его ногъ, онъ уже не считалъ нужнымъ прикрываться имъ.

Произошли новыя назначенія. Среди нихъ были и неожиданныя. Всѣ, конечно, ждали, что въ числѣ сотрудниковъ новаго министра будетъ Корещенскій, который работалъ съ нимъ съ начала его карьеры. Но вмѣсто этого, узнали новое имя, которое до сихъ поръ не разу не было произнесено громко. Имя это было Вергесовъ.

Корещенскій же остался въ тѣни. Затѣмъ въ служебныхъ сферахъ произошло то естественное движеніе, которымъ сопровождается всякая перемѣна лицъ. На мѣсто, которое занималъ прежде Балтовъ, было назначено другое лицо. Это лицо явилось, окруженное своими помощниками и клевретами и оказалось, что Алексѣю Алексѣевичу на его прежней службѣ нечего дѣлать.

Положеніе его сдѣлалось невозможнымъ. Онъ обратился къ своему новому начальнику и встрѣтилъ съ его стороны любезный холодъ. У него были другія идеи и потому онъ принужденъ отказаться отъ услугъ Корещенскаго.

Тогда Алексѣю Алексѣевичу оставалось одно: поѣхать къ самому Балтову и поговорить съ нимъ. Онъ явился къ Льву Александровичу утромъ, когда тотъ былъ еще обыкновенно дома. На этотъ разъ онъ не воспользовался своимъ правомъ входитъ въ его кабинетъ безъ доклада, а послалъ свою карточку.

Льву Александровичу подали ее, когда онъ былъ въ столовой.

— Просите въ кабинетъ, — сказалъ Левъ Александровичъ.

Корещенскаго проводили въ кабинетъ. Здѣсь онъ прождалъ минуть десять. Явился Балтовъ въ мундирѣ новаго вѣдомства. Какъ то безъ всякаго выраженія онъ подалъ ему руку и пригласилъ сѣсть.

— Чѣмъ могу служить вамъ, Алексѣй Алексѣевичъ? — спросилъ онъ съ такимъ видомъ, какъ будто не имѣлъ никакого представленія о положеніи дѣлъ Корещенскаго.

— Я явился къ вамъ, чтобы выяснить свое положеніе, — сказалъ Корещенскій.

— А что? развѣ оно не достаточно ясно? — съ тонкой, едва замѣтной усмѣшкой спросилъ Балтовъ.

— Боюсь, что въ немъ все слишкомъ ясно. На прежней моей службѣ я уже не нуженъ. Тамъ новые люди и новые идеи. Вамъ не угодно было пригласить меня къ себѣ. Повидимому, я нахожусь въ томъ положеніи, когда подаютъ въ отставку.

Левъ Александровичъ чуть замѣтно утвердительно кивнулъ головой.

— Это зависитъ уже не отъ меня. Алексѣй Алексѣевичъ, а отъ вашего новаго начальника.

— Я знаю. Но, такъ какъ я вами былъ приглашенъ на службу, то я считаю необходимымъ именно васъ спросить: вполнѣ ли правильный выводъ я сдѣлалъ.

— Повидимому, это такъ.

— Теперь мнѣ остается спросить васъ еще объ одномъ: чему я обязанъ такимъ исходомъ?

— Мнѣ кажется, Алексѣй Алексѣевичъ, что, если вы внимательно обсудите всѣ обстоятельства, то сами отвѣтите на этотъ вопросъ.

— Я не знаю, Левъ Александровичъ, какія именно обстоятельства моей частной жизни вамъ извѣстны.

— Мнѣ извѣстны всѣ, рѣшительно всѣ обстоятельства.

— Такъ что, я жилъ, окруженный наблюдателями?

— Мы всѣ живемъ, окруженные наблюдателями. Я удивляюсь, какъ вы, состоя на службѣ и занимая видный постъ, этого не узнали! Повѣрьте, что и я, не смотря на то, что обладаю могущественными полномочіями, нисколько не избавленъ отъ этого рода наблюденія.

— Насколько я понялъ, вы находите мое дальнѣйшее пребываніе на службѣ невозможнымъ?

— Въ моемъ вѣдомствѣ я не нашелъ бы для васъ работы, Алексѣй Алексѣевичъ.

— Почему?

— Видите ли, во всякомъ вѣдомствѣ есть дѣла, которыя составляютъ его тайну, а въ томъ, во главѣ котораго я стою въ настоящее время, тѣмъ болѣе. Ваши же принципы позволяютъ вамъ дѣлиться этими свѣдѣніями съ людьми, не имѣющими никакого отношенія къ служебному вѣдомству.

Корещенскій понялъ все. Онъ прервалъ Балтова на полусловѣ и быстро поднялся.

— Я подаю въ отставку! — сказалъ онъ, поклонился и вышелъ. Левъ Александровичъ не остановилъ его ни однимъ словомъ и не пошелъ вслѣдъ за нимъ.